КОНКУРС «ПОСТ-ЗАМОК» 2015 ГОДА: сколько было "замков" и куда вели "пост-..."-версии? ЧАСТЬ 2, чудесная

(продолжение, начало здесь)

Драматургия работы жюри конкурса "Пост-замок" сложилась настолько невероятная, что требует отдельного письма, - а как описать чудесное обычным языком? без курсива и дополнительных измерений? никак, никак... 

Опыт анонимности и загадки. День первый, перед обедом

Анонимность проектов внесла сильную интригу в драматургию голосования. Перед тобой 49 проектов, и авторство визуально определяется только для нескольких. Вот Тревор Скемтон со своей очень характерной манерой рисунка; его в две секунды определили все, и политическая часть жюри, и профессиональная. Вот калининградцы с домашними заготовками и тщательно прорисованным замком; три штуки. Это какие-то итальянцы, судя по графике и культуре подачи материала. 

Николай Цуканов, Юрий Аввакумов, Марина Оргеева, 
Александр Ярошук и Ханс Штимманн

А где Явейн? Должен же он где-то быть! – в игру «найди Явейна», наверное, сыграли все члены жюри.

Процедурно жюри организовало свою работу следующим образом. С 1 сентября все 49 проектов жюри смотрело в закрытом онлайн-режиме на сайте Бюро, кроме роликов и презентаций, которые по правилам конкурса были присланы ко дню рабочей сессии. По сбору в Калининграде 8 сентября и выбору председателем Барта Голдхоорна, жюри выслушало экспертов, которые дали обзор всех 49-ти проектов. Те пояснили принцип группирования - «историзм», «скульптура» и пр., и отметили, на их экспертный взгляд, достоинства лучших. Затем жюри осмотрело экспозицию на предмет «отрицательной селекции» - исключения из дальнейшего обсуждения тех проектов, за которых никто из 9 членов жюри не подаст голоса.

Сергей Скуратов и Андрей Кропоткин

Отсеяв 12 проектов, оставшиеся 37 просматривали на экране для дальнейшего формирования «лонг-листа». 

Если возникали вопросы, то просматривали ролики или презентации, присланные к проекту. В итоге, к позднему обеду была сформирована 10-ка лидеров с учётом разнообразия «типологических корзин». В десятку проекты включались за достоинства, а в дальнейшем они не проходили «в шестёрку сильнейших» преимущественно за недостатки (чтобы вы понимали «смену фильтров» на каждом из этапов отсева).

После обеда началось самое интересное.

*                             *                             *

Впрочем, неточно.

Знамения начались ещё до обеда, но до поры они не были распознаны в таковом качестве. Сначала Ханс Штимманн, после начала работы жюри, строго спросил у мэра Калининграда, «почему Консолидированная планировочная концепция делалась фирмой, взявшей второе место, а не первое, в прошлогоднем международном конкурсе "Королевская гора и её окружение"? Это против международных правил!» 

Ольга Мезей, Александр Ярошук и Ханс Штимманн

После некоторой паузы изумления политической части жюри я пришёл к Ярошуку на помощь, и объяснил въедливому Хансу, что начинали эти фирмы работать вместе, что «Верхний город» у французов получился лучше, зато у Явейна лучше получился «Нижний город» - а первый этап у нас запланирован именно по «Верхнему городу», и потому французы получили предпочтение. Но за Явейном всё равно остаётся «Археологический парк»! 

Сурово подождав, пока переводчица это всё переведёт, Ханс Штимманн смягчился и вручил Ярошуку (не спрашивайте меня, почему именно ему!) странную посылочку с берлинскими штемпелями. 
В посылочке была белая гипсовая женская голова с разверстыми устами, каковую мэр всем продемонстрировал, положил назад в посылочку, и все забыли про голову, так как впереди ждало самое интересное: голосование по проектам.

Это был дообеденный сигнал, который мало кто осознал. Но, даже неосознанный, он добавил в происходящее некоторую толику … странности, так скажем.
Вторым дообеденным сигналом был тот факт, что за самый сырой с точки зрения подачи; за самый визуально непроработанный проект – за 311, - за его вхождение в 10-ку лучших проголосовали Штимманн, Голдхоорн и Блумквист. Странно…
Политическая часть жюри попросила профессионалов после обеда обсудить 10-ку сильнейших и дать завтра свои предложения по финальному распределению мест, чтобы вместе распределить призовые места... А после удалилось до следующего дня по своим политическим делам. Ну что ж, имеют право...

Рабочая сессия жюри, просмотр проектов на экране

После обеда профессиональная часть жюри собралась на продолжение рабочей сессии, и тут началась цепочка непредсказуемостей.

Кино невидимых скрижалей. День первый, после обеда 

Штимманн испросил у председателя слово, и попросил показать на экране крупно генплан 311 проекта.

... Но давайте я расскажу, кто такой Штимманн. Многие его знают как главного архитектора Берлина в исторический момент "сращивания" новой-старой столицы Германии, её ГДР-ской и ФРГ-ской частей, в единое целое. Или как действующего члена Градостроительного совета Москвы. Но для нашего конкурса оказался гораздо важнее его опыт участия в организации конкурса на "Гумбольдт-форум" в Берлине, и один важнейший факт, про который мало кто помнит: Ханс Штимманн родом из Любека. Из вольного ганзейского города Любека. И именно градостроительной послевоенной судьбе Любека посвящена его книга, которую он мне презентовал полтора года назад во время знакомства. 

Ханс Штимманн

И уж что-то, а генетику исторических планов этот Ханс умеет читать, как мало кто умеет.

- Вот из-за этого чёрно-белого плана проект 311 у меня в фаворитах, - сказал он. Все присутствующие (кроме Голдхоорна и Блумквиста) с изумлением воззрились на генплан: фаворит? что он говорит?..

Штимманн говорил минут десять, прося дать то один ракурс планшета на экран, то другой, укрупнить, отодвинуть, - и за это время из невнятного и непрорисованного проекта перед присутствующими ясно выкристаллизовалась мысль проекта-311, замысел, элегантное решение конкурсного задания, и абсолютно другая логика, чем у всех остальных проектов.

 Всё ещё не веря в произошедшее, Аввакумов попросил показать презентацию. «1 Проект = 5 общественных пространств» - было написано на первом слайде. Схемы, никакой музыки, никаких роликов. Просто схемы, заголовки на двух языках, и немного – очень схематично, - фасады. В монохроме, как учат в хороших европейских архитектурных школах (архитекторы ведь не дизайнеры).
В конце презентации Аввакумов, среди всеобщей висящей тишины изумления, включил микрофон и сказал:

- Господа, я нас поздравляю! У нас есть явный и очевидный претендент на второе место!

После этого решили ещё раз внимательно осмотреть на экспозиции всех 10 проектов из шорт-листа. Организаторы конкурса в обеденное время сдвинули «лучшую 10-ку» в центральный проход, и теперь в этом нешироком бульваре столпилось жюри, в основном возле 311 проекта. 

- Но кто же это может быть?! – вопрошали друг друга Аввакумов, Скуратов и Голдхоорн («московская» часть жюри). Было очевидно, что это а) одиночка, б) молодой одиночка, и в) у него другие мозги и другая логика. И он по-своему решил практически всю программу конкурса.

- Похоже, какой-то студент прошёл практику в «Проект «Меганом»» и теперь выдвинулся сам, - предположил кто-то из московских членов жюри. 
(Где-то далеко, в запредельном пространстве мироздания, где расположена подспудная вселенская механика, на окаменевшую ветвь пала капля, вошла в высохшие корни, наполнив их первичным импульсом жизни. Древнейшая чаша Самбии, качнувшись, перевернулась ложем к небу, породив звон, как будто это колокол, а не чаша. Мир зафиксировался в новом, прежде невероятном положении).

- Похоже, похоже, да… - согласились остальные "москвичи", и дальше уже между собой называли этот проект просто «Меганом».

…Дорогой Конрад Карлович! ты, как метафорическая фигура Идеального Калининградца, собственно и проживаешь там, где расположена эта подспудная механика и эта древнейшая чаша, и потому с тобой можно начистоту. Я нечасто присутствовал в ситуациях, которые все присутствующие, абсолютно друг с другом не сговариваясь, ощущали как момент Фазового Перехода и Нарушение Привычного Хода Вещей. Здесь ещё можно много сказать слов с заглавных букв, но все они будут синонимом одного-единственного.

Голдхоорн впоследствии скажет: 
"Этот проект можно было описать 
словами"

И это была именно она, ситуация предощущения чуда и сказки.

Дело в том, Конрад Карлович, что топ любой творческой профессии, даже самой вольной, заполнен старцами. И топ российской архитектуры тоже заполнен седыми прекрасными мужчинами, у которых фирма-команда от 20 до 400 человек, и они купно делают проекты, и побеждают в солидных конкурсах (молодёжные конкурсы не в счёт), и они все друг друга знают на этом поприще, и последние 20 лет соревнуются, прекрасно зная, что друг от друга ожидать… но все они были когда-то 30-летними никому не известными парнями, и мечтали в одиночку выиграть крутой конкурс и сразу прыгнуть в… другое измерение. В другой мир.

Они все когда-то об этом мечтали, Конрад Карлович. Им всем было по 30. И вот сейчас, прямо на их глазах и их руками, эта мечта для кого-то становилась реальностью.

Барт Голдхоорн и Юрий Аввакумов

Ведь если профессия не предоставляет такого шанса, и снизу доверху занята старцами, которые бесконечно распределяют шансы друг среди друга, - такая профессия рискует вымереть в качестве пространства живой мысли. И потому, уж коли расположились обстоятельства, дело чести седого прекрасного мужчины - этому неизвестному молодому анониму с совсем другими мозгами дать шанс прыгнуть в другое измерение.

Примерно такая же ситуация была с конкурсом 2008 года на Центр современного искусства в Перми, в котором Заху Хадид обошёл никому не известный тогда Борис Бернаскони.

Собравшись опять за столами, жюри просмотрело ролики и презентации «короткой десятки» исходя из трёх параметров: реалистичные проекты (кандидаты на первое и второе место) – которые легко членятся на этапы, не требуют сверхъестественных инженерных решений, дают своё решение нового\старого образа, корректно работают с «наследием» и пр. Нереалистичные, но интересные и с оригинальной мыслью - кандидаты на два третьих места.

И чем больше обсуждалась «десятка» и всё ближе подходил момент выбора претендента на первое место, тем сильней сгущалось ощущение чего-то невероятного.

По всем раскладам, по-честному и без всяких передёргов, проект 311 был реалистичней ближайшего соседа – 131 проекта. Тот был лучше проработан, лучше исполнен графически, но у него было хуже членение на этапы, сложнее инженерные решения и не было той простой ясности проекта 311 «1 Проект = 5 общественных пространств», и игры с Домом Конвента как с генетическим кодом и замка, и Дома Советов, и нового Пост-замка. И 131-й был более рискован экономически. А, например, если говорить об образе, то в отличие от проекта 101 у 311-го очень деликатное соседство нового - с элементами наследия, новые здания «не перекрикивают» исторические объёмы, а корректно их дополняют, что говорит о хорошем вкусе автора. Плюс – пропорции площадей и зданий имеют свою «ансамблевую логику»…

Где-то сщёлкнулись замочки и скрижали, начали расти и множиться ветви, и со всех сторон выходило, что проект 311 должен стать победителем[1]...

Сергей Скуратов

…- Прекрасно, - наконец, сказал Скуратов. - Мы все понимаем: 311-й достоин первого места. Но теперь надо в этом убедить политиков!

…Всё это время, параллельно обсуждению жюри, в конференц-зале предавались тихому броуновско-обеспечительному движению работники нашего Бюро, наши партнёры и ответственно-архитектурные лица города и области. 

Всё вышеперечисленное происходило на их глазах: Вячеслав Генне (главный архитектор Калининграда), Светлана Сивкова (директор нас приютившего музея Мирового океана), Алла Иванова («министр иностранных дел» правительства области), Михаил Бочкарёв (зам. руководителя агентства по градостроению области), операторы, журналисты и фотографы пресс-служб и нашего Бюро, эксперты Бюро Ольга Мезей и Олег Васютин, ответственный секретарь конкурса Надежда Белешева и многоязычная Лина Крамень, проект-менеджер Бюро Ольга Маркова и архитектор-реставратор Данила Котов...

Олег Васютин

Все мы были свидетелями этого негромкого превращения проекта-«гадкого утёнка» в лидеры; во всех нас было ощущение необычайного. Чудесного. На наших глазах прямо вот сейчас происходит сказка. «Гадкий утёнок» и «Золушка» одновременно. Голливуд какой-то; кино невидимых скрижалей.  

Спокойно и неспешно, чтобы не расплескать интонацию «Но теперь надо в этом убедить политиков!», жюри отправилось в гостиницу. 

В почтовой коробке, которую забыл городской голова, лежала голова Фамы, богини славы и молвы, уменьшенная копия с головы фигуры, что вскоре встанет над главным порталом Гумбольдт-форума. Это был такой "привет" от бывшего берлинского королевского дворца бывшему Кёнигсбергскому замку. Уста богини были приоткрыты и дули в невидимую трубу, добавляя небесной механике Королевской горы движения и поворачивая оживающие древнейшие скрижали с драконовыми собаками, королём, женщинами и генеалогическим древом, из положения "сон" в положение "явь". 
В разумении Фамы это была не сказка, а сага. 

Тёмная лошадка и меловой круг: день второй

...На второй день «профессионалы» собрались в конференц-зале загодя и медленно бродили среди стендов с проектами. Они, как опытные режиссёры, сценировали аргументы и контр-аргументы для «политиков».

Однако всё пошло не по плану.

Кропоткин пришёл раньше других.

- Ну, показывай первое место! – с места в карьер попросил он меня.

Я подвёл его к стенду, и начал издалека. Пока я издалека медленно и убедительно, как мне казалось, подводил главную мысль к логичному итогу, Кропоткин пронзил взглядом опытного застройщика проект 311 и сказал с изумлением:

- Так он же абсолютно реален! 

Было видно, что председатель горсовета ожидал чего-то иного. Каких-то несбыточных замков и воздушных копий замка с акварельными фасадами. 

- Именно, - сказал я. – Абсолютно реален.

- И на очереди легко делится… И это первое место, по мнению профессионалов?

- Да.

- Присоединяюсь! – решительно сказал Кропоткин, и поставил 311-му "1 место" в таблице голосования. – А где второе место?..

Тут подошли остальные члены политического жюри, заново осмотрели "десятку лидеров" и расселись за столы обсуждать. 

...- Тут участники звонят, спрашивают, можно ли присутствовать на пресс-конференции? – подошла ко мне ответсекретарь конкурса Надежда Белешева. Я сразу представил себе калининградских архитекторов старой школы, которым никогда ничего не нравится, и хотел уже сказать «нет», но что-то меня остановило. То ли вот это вчерашнее ощущение «внезапного возможного чуда», то ли закончилась «нет-энергия», то ли голова богини в ящике, которую по приходе обратно забрал себе Ярошук, вдруг легонько дунула в мою сторону…
- Да пусть приходят, уже всё равно ничего не изменить! – махнул я рукой, и сразу же забыл про участников, так как рядом разворачивалась дискуссия жюри по призовым местам. Профессионалы мягко и торжественно вели политиков по коридорам неизбежности победы 311-го проекта.

*       **       *

…особенным моментом второго дня стало, как теперь уже ясно, не сама дискуссия по распределению мест (профессионалам довольно легко удалось убедить политиков по 1-му и 2-му местам, и тяжело – по третьим). Особенным моментом драматургии конкурса стало объявление имён победителей и последующие чудеса. 

После голосования и определения номера победителей в конференц-зал впустили прессу и приглашённых. Перед объективами и замершими взглядами председатель жюри Барт Голдхоорн распечатал у победившего проекта пакет с именами его авторов, и обнаружил там две никому не известные фамилии. 
ИП Тимохин – заявитель, и Антон Сагаль – автор. Калининград.

Кто такой Тимохин? И кто такой Сагаль?!!

- Калининград!? - воскликнули все, и посмотрели друг на друга с надеждой: может, кто-то знает Тимохина?.. Мы же все здесь друг друга знаем!.. во всяком случае, думали так до этого момента…

- Ладно, Тимохина не знаем - а кто такой Сагаль? – Никто не знал ни того, ни другого. Ощущение нереальности, возникшее вчера, усилилось до критического и опасного. (Запахло Гоголем, а не Гофманом; и не Голливудом, а киностудией Довженко, недоученным философом Хомой Брутом).

Решили не делать большой паузы и вскрыть конверт со вторым местом.

Вскрывал конверт губернатор. Под номером 131 оказался не кто иной, как наш старый знакомый… Никита Явейн со своей командой.

Судя по выражению лиц жюри, в игру «Угадай Явейна» не выиграл почти никто.

Объявление Цукановым авторов проекта,
занявшего второе место 

Реальность продолжала быть нереальной, но из опасной и непонятной приобрела черты сказки, в которой всё заканчивается хорошо. Вместо Гоголя – Гофман, и уже даже легкие нотки Андерсена. Явейн – это понятно и хорошо. Тимохин – непонятно и неясно ещё, хорошо или нет, это сиречь риски неясности, а вот Явейн - уж точно неплохо, это вполне ясно. Даже очень хорошо, вот что скажу…

Конверт третьего места, с Домом Советов, губернатор поручил вскрыть вице-губернатору Александру Рольбинову, который неофициально числился «заинтересованным в Доме Советов», местный секрет Полишинеля. Рольбинов стеснительно прочитал на камеры: «Алессандра Рампаццо и Пьетро Колонна, Италия». (- Почему им третье место? – читалось в его взгляде. – За что?!!!).

Второе третье место взяли испанцы.

Конверт проекта 173 губернатор поручил вскрыть Ольге Мезей, которая и объявила, что «Специальный приз жюри «За лучшую мечту» получает коллектив… Артура Сарница!

(«Сколько «говорящих фамилий» у итальянских архитекторов! - отчего-то подумал я. - Петро Колонна, Франко Стелла, Николо Привеледжио – был такой участник первого нашего конкурса… Красиво!») – и в этот момент пресс-служба губернатора скомандовала прессе выстроиться «на подход». Жюри расселось за столы и приготовилось к вопросам.

(Но кто же такой Тимохин? - висели в воздухе многочисленные вопрошания, и через и сквозь них уверенно пробивались вверх, к небу, ветви ожившего древа с каменных скрижалей).

Пресс-конференция и велосипед в кустах

Так как не все люди на планете Земля знают наши местные реалии, объясню контекст. Дело в том, что итоговая сессия жюри попала аккурат на предвыборную кампанию губернатора, который 13 сентября благополучно переизбрался на второй срок. Но тогда, 8-го и 9-го сентября, его график был набит плотнее нормы разными встречами, поздравлениями и прочим. И то, что он вместе со своей командой уделил конкурсу столько времени – это просто удивительно и прекрасно.

Все члены жюри немного были шокированы «тёмной лошадкой Тимохина» (версия с юным москвичом-стажёром «Меганома» провалилась); пресса не знала, что и подумать – розыгрыш? Подтасовка? Вряд ли, зачем подтасовывать под неведомого Тимохина… Кто же такой Тимохин? 

Пресса шокирована, но вопросы задаёт, члены жюри отвечают, профессиональная часть жюри хвалит победителей и отмечает достоинства выигравших проектов, всё идет нормально, пока на 20-й минуте Надежда Белешева не подводит ко мне двух молодых людей.

- Это победители, - тихо говорит она мне.

- Тимохин?.. – с трепетом спрашиваю я. 

- Нет, автор проекта, Сагаль… - и тихо же растворяется. Я усаживаю молодых людей на место уехавшего на самолёт Барта Голдхоорна и Кропоткина, который тоже отъехал по общественным делам, и вижу лица прессы. (Голова в ящике Ярошука легонько дует открытыми устами. Всё окончательно превращается в фантасмагорию. Или сагу).

Наша пресса – это люди, прошедшие огнь и полымя, и через них своих визави много раз протащившие, туда и обратно. Её трудно чем-то удивить. Это она - кого хочешь удивит. Но сюжет с неведомым Тимохиным выбил её из колеи не меньше остальных; она задаёт вопросы губернатору, но слушает его вполуха, потому что… кто эти двое, что сидят рядом с Попадиным? Неужели Тимохин?

Наконец, губернатор понимает, что акцент внимания сместился, и делает паузу.

- Господа и дамы, у нас сюрприз, - говорю я, и поворачиваюсь к ближайшему молодому человеку. – Назовите себя.

- Я Антон Сагаль, автор проекта. Мне сказали, что я победил. - Говорит ближайший молодой человек. Глаза у него выпучены от неожиданности, а вид очумелый.

Воцаряется тишина. Всё это напоминает рояль в кустах, и все без сомнения так бы и решили, если бы вместо этого кудрявого парня сидел какой-нибудь седоватый местный корифей. Например, Артур Сарниц. Или Александр Башин. Или Олег Копылов. Но это… Это не рояль, а какой-то велосипед.

- А почему вас никто не знает? – спрашиваю я подозрительно.

- Ну, я уже четвёртый год учусь в Милане, поэтому никто и не знает…

- На кого?

- На архитектора, Миланский политехнический институт.

Точно велосипед! Одно колесо калининградское, другое миланское…

 (Андерсен, Ганс Христиан! решительной походкой входит Андерсен в нарисованный на дощатом полу заброшенной церкви круг, отбирает у невидимого политтехнолога мой интерфейс, а его самого выкидывает за пределы Кавказского мелового круга. Дальше начались однозначно его сказочные владения, Ганса Христиана).

- А Тимохин где?

- Это просто юридическое лицо, через которое я заходил на конкурс. Весь проект делал я один, а мой друг Дима (указывает на парня рядом) помогал его оформить и распечатать.

Дальше пресс-конференция жюри превращается в пресс-конференцию победителя. Наконец, кто-то из прессы говорит парню:

- А давайте вы у стенда объясните суть вашего проекта! – и пресс-конференция распадается естественным образом на разговоры у стендов с Сагалем, и с членами жюри, которые с превеликим удовольствием рассказывают, какие молодцы Сагаль и Явейн, какие молодцы итальянцы и португальцы, и какие смелые все конкурсанты, что приняли метафизический вызов Королевской горы и дали на него свой ответ.
Это как рыцарские ристалища в средние века. Под забралом шлема оказался никому не ведомый витязь, и он выиграл.

...- Чудеса случаются, - написала мне тем же вечером Алла Иванова на моей странице в ФБ. 

Средневековая купельная чаша из
Кафедрального собора, XIV век

(фото by Виталий Невар)

(далее 3-е письмо, критическое, с разбором проектов, и 4-е, ретроспективное)

---

[1] «Я надеялся только на профессиональную часть жюри, - говорил потом Антон Сагаль. - Потому что, если в первом конкурсе Тревор Скемптон занял третье место, значит подача не важна, важна мысль, замысел. Весь расчёт я сделал на это».