«Что я могу знать? Что я должен делать? На что я могу надеяться?» - три основных вопроса, на которые отвечал Кант в своих классических философских трудах.
Дорогой
Конрад Карлович!
Давно
я тебе ничего не писал и к тебе не обращался, хотя ты, как некая фигура
Идеального Калининградца, того стоишь. Но сейчас обстоятельства и положение
вещей сложились таким образом, что пора обсудить некоторые важные для города и
для нас с тобой вещи. Как ты понимаешь, эта статья пишется не для скандала, и
не для того, чтобы потешить чьи-то самолюбия или наоборот, кого-то задеть и
пнуть в пылу полемики. Не до этого сейчас, не до таких мелочей.
Речь
в данной статье пойдёт о традиции и технологии использования шанса на всю мощность.
Такие
шансы, как обустройство «старого ядра Кёнигсберга» в свете ЧМ-2018 (с
горизонтом празднования 300-летия юбилея Канта) даются не часто, и шансы каждый
использует по-разному. Строительные компании – чтобы обеспечить себя заказами и
заработать; политический истеблишмент – для демонстрации «крупных дел», мы –
чтобы выжать из ситуации максимум, дабы потом не было мучительно больно за
проигранные – по глупости, или жадности, или неумении договориться, или
незнании – проигранные возможности. Потому что сейчас появилась реальная
возможность начать «оживление» старого города, и хотелось бы сделать его
максимально хорошо, потому нам придётся в этом жить всю оставшуюся жизнь. И
нашим потомкам – тоже…
Для этого надо сделать не так уж и много действий. Одно из них – не
забывать. Помнить хорошее, помнить плохое и делать выводы из того и другого.
Выводы про себя и про других. Даже больше про себя, потому как традицию «дядька
виноват» можно и нужно преодолевать само-строением.
У
нас есть прекрасная национальная традиция профукивания шансов. Называется она
«хотели как лучше, а вышло как всегда». Но такое допустимо в случае многократного
повторения, а Королевская гора потому и королевская, что неповторима. Это
Главное Место Региона, и то, что случится с нею и с «будущим Старым городом»
(от которого пока что пустырь), будет максимально на виду (и хорошее, и
плохое). И потому нам придётся всем семь раз отмерить, а затем только отрезать.
Собственно,
эта статья и пишется, чтобы отмерить первый раз.
Какой опыт мы приобрели празднованием 750-летия Калининграда[1]?
Первый
вывод, который вытекает из юбилея-750, противоречив. Он таков: почти половину
шансов на кардинальное улучшение нашей жизни мы упустили, плюс - это не мы сделали себе юбилей, это его нам сделали. И можно было бы
сделать лучше, если бы мы занимались вовремя правильными вещами.
Мы
юбилей «придумали» и «обнаружили его неизбежность»; мы запустили волну, которая
подвинула московский скепсис по поводу нашего права и возможностей такой юбилей
праздновать. За то время, пока город и общественность колебалась в зоне
вопросов «А разрешат? А позволят? А разве мы имеем право?» было упущено что-то
важное, что позволило бы на полную использовать материализующийся на наших
глазах шанс-750.
Потом
«у юбилея» появилось много отцов, которые, если пристать к ним с вопросами,
скажут, что «мы сделали всё что могли», «таков был политический расклад» и «мы
никогда в нашей новейшей истории такого опыта не имели, и потому не знали, что
и как надо делать правильно». Что совершенно верно. И что заставляет нас
сегодня сказать: теперь опыт уже был, свежий, на нашей памяти, и пора извлекать
из него уроки.
Урок
первый, на мой взгляд, состоит в том, что к моменту политического решения о юбилее-750
у нас был проектный вакуум по поводу изменения анатомии города и его важных
узлов. Всякое празднество или Крупное Историческое Событие состоит из а)
событийной части, б) подготовленной к нему «мягкой инфраструктуры», сиречь социальных
институтов и общественного мнения; и в) построенных объектов-инфраструктур,
меняющих анатомию города. Событийная часть направлена «вовне» и «вовнутрь»,
Урби эт Орби. Социальные институты оформляют новые формы общественного
взаимодействия и циркуляцию новых смыслов. Крупные строительные проекты дают
обновлённую «твёрдую» инфраструктуру города, – или обновление старых, или
строительство новых объектов.
Итак, что же нам дал юбилей-750?
Мы начали делать хорошие дороги. Мы не всегда сделали их там и так, как надо, но
они уже перестали разваливаться после двух лет эксплуатации. («Оказывается, можем
же!» - это было удивительно даже для нас самих! И горожане, и политики, и стройкомплекс,
и лоббисты получали своё, и результат был хорошим).
Мы сделали новый трафик через «извечную пробку», через площадь Победы
(который трафик имел раньше по одной полосе в обе стороны + трамвайные пути,
кто не помнит, а стало по три в каждую сторону + трамвайные пути), и такой
катастрофической пробки там уже нет.
Мы отреставрировали Королевские
ворота (и вернули «головы» королям,
что стало отдельным «народным проектом»). Кто не помнит – они имели 70%
сохранности капитальных стен; также как и дом Техники Ханса Хоппа, из которого
к этому же юбилею сделали «Эпицентр», надстроив, правда, «внеисторический»
этаж. Мы доказали себе и всем, что мы можем реставрировать исторические
объекты. Как минимум те, у которых 70% сохранности. В отличие от дорог, это был
деятельный манифест, что мы умеем сохранять и наполнять новыми функциями «историю».
Мы «восстановили» один из мостов
Кёнигсберга, раньше называемый
Кайзербрюкке, а нынче – Юбилейный.
И мы сделали новую площадь Победы. И в этом пункте есть, где задержаться подробнее,
чтобы понять, что мы выиграли, а что проиграли.
Вообще-то,
по уму, надо было провести конкурс архитектурных концепций новой площади. Как
это сделали, например, кёнигсбержцы в начале ХХ века, объявив конкурсы на
здание Северного вокзала и площади Ганза-ринг (ныне – северная часть площади
Победы), Императорской площади и моста через Шлосс-тайх (Нижний пруд) (см:
иллюстрацию – конкурсный проект Императорской площади в Кёнигсберге). 
Или как это сделали бы любые города Европы сегодня или вчера
(например, Гамбург, Хафн-Сити). Но у нас
на него не было времени. Не было понимания, что это необходимо. Не было денег. И
не было того, что можно было бы назвать «позитивным конкурсным опытом». Все
конкурсы, что проводились доселе, или оканчивались конфузом, или ничем, или
были фиговым листком, прикрывающим решение, принятое в другом месте и другими
людьми (http://www.kommersant.ru/doc/1901363).
По сути, у нас был проектный вакуум:
какой именно может быть площадь Победы? Какие есть варианты? Предложения по её
реконструкции предлагали участники конкурса на здание храма Христа Спасителя,
но это было в середине 90-х, после чего много утекло проектной воды и многое
изменилось в наших взглядах на то, как можно и должно. Эти предложения
шли вторым планом за собором, и в 2003г не «тянули» на полноценные самостоятельные
решения; даже на концепцию – в силу катастрофического «морального старения» архитектурных
взглядов и проектного умения образца середины 90-х, произошедшие за истёкшие 10
лет.
Свято
место пусто не бывает; проектный вакуум был заполнен тем, что было на тот момент.
А был, на тот момент, более-менее сформулированный проект Олега Копылова, сделанный
сильно загодя. Копылов даже склеил по нему макет и демонстрировал его несколько
раз на архитектурных и иных выставках. И когда другие группы пытались сделать
альтернативные проекты, им в кулуарах говорили: «но ведь уже есть проект –
зачем вы делаете ещё?». Очень типично для советского бесконкурентного и
бесконкурсного образа мысли…
…Проект Копылова и сделали:
нужно было срочно «осваивать» федеральные деньги... За неимением других
проектов, и не подвергая его ревизии в новых условиях. Не обсуждая отдельно символическое оформление площади, за что
в советское время отвечала «монументальная пропаганда». И в результате имеем
конфликтную иглу, Триумфальную колонну, в которую все эти годы бьют молнии
общественных дискуссий по её увенчанию (этот факт говорит о чем угодно, только
не о «чистоте решения»). Кроме того, избыток фонтанов на площади не учёл кёнигсбергского
опыта. Опыт состоял в простом здравом расчёте: так как полгода фонтаны стоят в
бездействии и «молча» по-прежнему должны украшать город, то лучше делать фонтан
в виде «2 в 1»: скульптура+фонтан = фонтан Кёнигсберга. Такими были (и есть)
«Борющиеся зубры (Быки)», «Путти», «Ева» и львиная доля всех фонтанов
исторического города.
Вроде
неплохо, но часть шансов была упущена. И для меня очевидным является то, что
главным «упущенным» шансом был облик площади Победы. Просто в силу «проектного
вакуума» и неготовности властей города и области вкладывать деньги не в
строительство, а в упреждающее проектирование – чтобы в тот момент, когда
городу было дано несколько миллиардов рублей на капвложения, у нас было
несколько полноценных вариантов архитектурного облика площади, из которых мы бы
выбрали лучший.
Кто эти «мы»?
И
здесь, на мой взгляд, возникает ещё один проблемный фокус. Если бы даже
проектный вакуум был бы заполнен самонаилучшими проектами, кто эти «мы»,
которые бы выбрали? Есть ли у нас та институция или многоступенчатая процедура,
которая отвечала бы задачам выбора наилучшего качества архитектуры крупных
городских узлов – с одной стороны, и задачам реального общественного консенсуса
– с другой? Не «быстроты», не «дешевизны», а – качества?
Мне
могут возразить: всегда выбирают элиты! – просвещенные элиты. Но, как сегодня выбирают
сегодняшние элиты, мы вроде бы знаем. Надо что-то иное, надо «подправить в
консерватории». Других элит у нас нет, так же как у них нет других нас. И
потому если и начинать, то с тех, кто у нас есть, кто ближе, то есть с нас и с
них. Не пристальным гипнотизированием Москвы «делай нам более разумные проекты!»,
а с наших элит и с самих себя: и они, и мы живём в одном городе, и уж точно не
хотим видеть на Королевской горе какую-нибудь шайзу. Ни картонный «королевский
замок» (о котором ещё речь впереди, как и о формах достоверности и наследования
и нашем умении восстанавливать), ни дубайских небоскрёбов, ни других подсмотренных
где-то решений.
Это
«мы» начало формироваться давно, частично осознало себя в предъюбилейные годы, –
в борьбе за брусчатку и за вменяемую реставрацию фигур морских животных на
берегу Верхнего озера, недопущении строительства на месте кафе «Сказка»
50-метрового «пятиэтажного» (!) здания, восстановления трамвайного сообщения в
городе, и т.д. Но предстоящая ситуация требует каких-то новых способов
оформления этого городского «мы», и каким оно будет, пока мало кто представляет…
Предстоящее и «подводные камни»
Вывод
дальнейший такой. Если мы хотим, чтобы исторический центр зажил новой жизнью, и
Королевская гора перестала быть безгласа и безголова, в ближайшие годы нам предстоит
сделать:
-
инвентаризацию идей и подходов, имевших место быть по центру города. (частично она сделана здесь).
-
ликвидировать проектный вакуум. То есть провести ворк-шопы, дискуссии с
выжимкой основных идей в приемлемой предпроектной форме, а затем и конкурсы – в
общем, провести качественную подготовку профессионального, общественного и
властного решения – сначала по всей
площади «Внутреннего города», а потом, при необходимости, отдельные конкурсы по
важнейшим его узлам;
– согласовать интересы
многих стейк-холдеров, как местных, так федеральных масштабов;
–
институционально или процедурно оформить «мы», общественную легитимацию,
могущую принимать качественные решения в проблемной среде. Общественный декоративизм здесь неприемлем,
так как Королевская гора у нас одна, и налажать на ней мы не имеем никакого
права. И не имеем права отдать на откуп лоббистским силам – никто ведь им не
отдаёт Красную площадь в Москве или площадь Восстания в Санкт-Петербурге,
правда?
Сейчас
город и общественность колеблется в зоне вопросов «Замок-незамок», но никто уже
не говорит, что следует оставить центр города таким, какой он есть сейчас. Есть
совершенно чёткое представление, что «пора», и Мундиаль лишь добавляет ему
энергии. Не было бы Мундиаля, был бы юбилей Канта (300 лет со дня рождения в
2024[2]г,
Кантиана неизбежна). В любом случае, мало кто представляет масштабы, о которых
следует нам промыслить, дабы не ошибиться.
Чему
мы научимся за эти 6-10 лет, то и будем продолжать делать дальше. Как мы
научились делать приличные дороги к юбилею, так дальше мы уже продолжаем делать
приличными.
И нас ждёт несколько подводных камней и опасность.
Опасность первая: спешить. Как у нас делаю быстро, мы уже знаем и
уже рассмотрели, давай всё же будем делать не быстро и не медленно, а правильно
и качественно! Прекрасный пример «быстрого» проектирования (надо строить!!!) –
Верхнее озеро, на котором быстро выстроили быстро придуманный полуостров для
будущего колеса обозрения. Колесо поставили потом в другом месте, а полуостров
стал препятствовать самотёку озёрных вод, способствовать заболачиванию и
заиливанию берегов (так как нарушает гидроток), и является теперь отличным
примером ошибок в стиле «давайте быстрей проектировать – строить надо!».
И
опасность вторая – «спешить делать то, что очевидно». Сегодняшняя очевидность
покоится на инерции идеологического восприятия и на
«шапкозакидательной» практике крупных проектов
(типа «Театра эстрады» в Светлогорске, родившегося на волне строительного бума и не
смогшего пережить девальвацию экстенсивной экономической модели). Самым
очевидным сегодня кажется «восстановление замка». А что? Мы разрушили – надо бы
и восстановить! – логика покаянного возмещения понятна, но, на мой взгляд,
связь с традицией может являться иным, более системным способом.
Восстанавливать нельзя строить новое, или разговоры о традиции
О
какой традиции мы ведём речь, ведём ли о только лишь речь (то бишь используем в
риторике) а делаем всёравноточтоделалираньше (на мой взгляд, сейчас происходит
именно это)? И какое может быть отношение к традиции и как с нею правильно
обращаться, ибо штука она трепетная, до состояния муз, и не всегда очевидна?
У
нас есть несколько примеров отношения к традиции, и я их по возможности опишу,
так как скрывание и вежливое молчание даст метастазы, и повторения их не
хотелось бы: позади – Королевская гора! Её вот точно не хочется «добить» (после
Дома Советов) в угоду сугубым бизнес-интересам.
Итак,
какое у нас отношение к традиции?
Случай первый: 2 особняка («городские виллы» Марауненхофа) на
Тельмана. Принадлежали Балтфлоту. Когда оттуда была выведена репетиционная база
Ансамбля песни и пляски Балтфлота, начали разрушаться, отчего госслужба по
охране памятников вчинила штраф собственнику, отчего он быстро выставил
особняки на аукцион. Были куплены на аукционе питерской фирмой, которая на
прирезанных к особнякам землях стала строить таун-хаусы хорошего качества, оставив
особняки разрушаться дальше и не имея (по фактическим делам) планов их
восстановления. Госслужба по охране памятников на сей раз молчит.
Прагматическая перспектива: пессимистическая. Особняки будут разрушаться и
далее; в лучшем случае собственник покажет имитационную активность по
восстановлению, потом сошлётся на отсутствие денег и дороговизну восстановления
и ничего не сделает. Особняки будут и далее стоять руинами, затем их по факту
уберут из писка памятников и охраняемых объектов.
Случай второй. Брусчатка. Пример, как средовой элемент
исторического города (брусчатка) послужил точкой объединения экспертного
городского сообщества. Диалог с мэрией налаживается, но с трудом, так как сам
механизм мэрского функционирования не настроен на диалог с «внешними»
субъектами.
Случай третий. Кройц-аптека. Блестящий пример включения
исторической риторики в реальность коммерческого процесса.
Фиктивно-демонстративная парадигма «историзма» на этом объекте достигает
апогея, маскируя чисто коммерческий расчёт, плохо, к тому же, просчитанный.
Долгие тягомотины и отсутствие реальной позиции мэрии и службы охраны
памятников привели к тому, что от аптеки остался лишь фасад. Прагматическая
перспектива (в случае продолжения «позиций» собственника и мэрии):
пессимистическая. Фасад (сейчас около 30% осталось) вскорости тоже разрушится
до 1 этажа.
Случай четвёртый. Королевские ворота (+ Фридрихсбургские).
Политико-репрезентативный проект с мощным федеральным бэкграундом. Случай,
когда демонстрация отношения к «наследию» становится политической задачей. При
таких условиях можем хорошо реставрировать и восстанавливать; одной из проблем
является «новая функция» старого объекта. Т.е. в случае возведения «наследия» в
ранг политической задачи – можем, но обычно это делается на уровне событийного федерального
реагирования, а не на уровне муниципальной каждодневной политики (или даже
кампанейщины – не помню таковых).
Случай пятый. Фридландские ворота. Энтузиасты придумали новую функцию
и организовали первые субботники по расчистке ворот; вырос «снизу» как единственный
муниципальный музей, и чьё одиночество что для города с 750-летней историей и
определением туризма как одного из «стратегических приоритетов» несколько
странно. Популярен и как объект показа, и своею экспозицией. Первоначальное состояние до восстановления:
90% стен.
Случай шестой:
Кайзер-брюкке, Юбилейный мост. Пример подхода «сделать быстро». Когда на
оставшихся «быках» стали возводить мостовые перекрытия и ставить гранитные
столбы, выяснилось, что «восстановители» не потрудились обратиться в архивы за
историческими фото, чтобы делать новый мост по старым чертежам. Более того, при
чистке русла реки у моста был поднят фрагмент старой решётки Кайзер-брюке, и
вместо того чтобы послужить образцом для решётки новой, она была втихую
отправлена на металлолом. «Нет времени на вашу историческую достоверность!».
Т.е. мост не восстановлен, а построен заново на старых опорах, и сделан уже
в створе (6 метров против прежних 11, у немцев там проходили ещё две трамвайные
полосы). (См. на фото – альтернативный
пример, решётка по мотивам решётки «Зелёного моста» на территории «Старого
порта» музея Мирового океана. Там, же, стати, восстановленный и превращённый в современный выставочный зал столетний Пакгауз).
Случай седьмой: на фоне Крупного Исторического События бизнесом
восстановлен Дом Техники («Эпицентр») с надстройкой дополнительного этажа;
качество: хорошее. Первоначальное состояние до восстановления: 70% стен.
Случай восьмой: Кафедральный собор на острове Кнайпхоф. Пример
эксклюзивной восстановительной стратегии И.Одинцова; при всей критике и
отсутствии прозрачности процесса и общественного контроля над восстановлением –
объект находится в эксплуатации, и аварийным его не назовёшь. Финансовые
средства: федеральные, областные, частные российские, частные немецкие. Первоначальное
состояние до восстановления: 70% стен.
Случай девятый. «Подземное наследие» Альтштадта: при рытье
фундамента под гостиницу у спорткомплекса «Юность» были открыты фрагменты
старинной альтштадтской оборонительной стены, мостовая и фундаменты зданий. Само
их наличие под слоем земли вызвало у многих «культурный шок»: оказывается, под
землёй на территориях Альтштадта и Кнайпхофа есть много интересного! Но что с
этим «интересным» делать, никто пока не знает, и потому «внезапное наследие»
было спокойно выкорчевано, чтобы не мешало строительству. Прекрасный образец
проектного вакуума по поводу потенциального ресурса.
Случай десятый. Обустройство Верхнего озера. Проект был принят к
реализации без общегородского конкурса и реального публичного обсуждения,
зеркало воды уменьшили на треть, устроили ненужный полуостров «для колеса
обозрения», которое потом построили в
другом месте. Этим полуостровом нарушили водоток и берега стали заболачиваться.
Вместо реставрации фигур морских животных слепили им недостающие части из
цемента и покрыли цементной крошкой а-ля «евроремонт». «Евротуалеты» неуместны,
декоративная метеобудка напротив кафе «Причал» нелепа и почти сразу сломалась. Несанкционированные
сбросы в озеро не ликвидировали, отчего чистить его не имеет смысла: всё равно
будет заиливаться. Из плюсов: одели берега в камень, построили хорошую
балюстраду и скейт-парк; скверы и велодорожки хороши.
Это
примерные «восстановительно-сохранительные» итоги по городу Калининграду за
последние 20 лет. Везде, где восстановление проходило более-менее успешно,
имелось как минимум 70% стен в наличии. Везде, где нужно было подходить не
объектно, а системно, имеем усугубление системных проблем (озеро Верхнее), что
напрямую связано с идеологией «быстрей!».
Ничего
личного, господа, просто факты. В преддверии дискуссии о «восстановлении замка».
[1] В статье использованы
фотографии автора, фото из собрания «Музея города Кёнигсберг» (http://museum-koenigsberg.ru), (https://www.facebook.com/museumkoenigsberg/photos_stream),
фото Макса Попова, Олега Васютина.
[2] Которую дату предусмотрительно
означила сразу после юбилея-750 Нина Петровна Перетяка как дату следующего
«Исторического юбилея города».
